Вечером, когда мы уже несколько часов вместе, я понимаю, что наши встречи теперь во. многом состоят из разговоров, прикосновений, полудремы и просто уютного, теплого молчания. Как будто проводишь каникулы на взморье, где в течение дня происходит так мало событий, что, когда возвращаешься и друзья расспрашивают тебя о поездке, ты не можешь вспомнить, что делала все это время. Вот на что похожи наши свидания с Дексом.
Я уже бросила считать, сколько раз мы занимались любовью, но знаю, что больше двадцати. Интересно, сколько раз у него был секс с Дарси?
Вот о чем я сейчас думаю. Сказать, что мы совсем выбросили ее из головы, было бы неправдой. Сказать, что это не соперничество, было бы просто смешным. Дарси — это некая высота, я все время пытаюсь ее преодолеть. Когда мы занимаемся любовью — думаю, делает ли она это так же, как я. Или лучше? Они следуют проторенным путем или же пробуют что-то новенькое? Моя тяга к новизне, увы, вынужденная. А еще печальнее — это иметь шикарное тело и понимать, что красота пропадает втуне, ибо секс сводится к скучной обязанности. Я думаю о Дарси не только в постели, поскольку часто стыжусь своего тела. Втягиваю живот, когда Декс не смотрит, и никогда не хожу по квартире нагишом. Интересно, сколько еще времени пройдет, прежде чем можно будет избавиться от красивого, но обременительного белья и снова надеть милый серый свитер или фланелевые штаны от пижамы, которые я обычно ношу, когда одна. Возможно, у нас просто нет времени, чтобы перейти к следующему этапу. По крайней мере не до свадьбы. Время истекает. Приказываю себе не паниковать и наслаждаться настоящим.
Но я ощущаю некий сдвиг. Позволяю себе думать о будущем. Больше не чувствую себя виноватой, когда представляю, как Декс расторгает помолвку. Мне уже не кажется, что верность по отношению к Дарси превыше всего — буквально всех моих желаний. Все еще не знаю, к чему мы придем (и, собственно, к чему я хочу прийти), но мне уже не так страшно играть против правил. Теперь я не ставлю Дарси выше себя.
Вечером Декс заговаривает о работе, Он часто рассказывает мне о своих делах, и хотя это действительно интересно, больше всего люблю сам тон, в котором Декс повествует о своем начальстве и о людях, с которыми общается в течение дня. Например, я знаю, что ему нравится работать под руководством Роджера Боллинджера, начальника отдела. Декс — настоящая находка для Роджера, а Роджер — источник юмора для Декса. Он рассказывает о своем боссе и имитирует его бостонский акцент таким образом, что если я когда-нибудь встречу мистера Боллинджера, то всегда буду думать о нем как о пародии на пародию. Роджер — коротышка, но это не мешает ему пользоваться успехом у женщин, если верить Дексу. Он сообщает эту пикантную подробность очень сухо, без всяких эмоций, и это убеждает меня, что сам Декс — не бабник. Бабники обычно восхищаются или завидуют успехам своих приятелей.
Он заканчивает очередную историю о Роджере и спрашивает:
— Я говорил тебе, что Роджер был дважды помолвлен?
— Нет, — отвечаю я, уверенная, что и он прекрасно это помнит. Не тот случай, о котором можно забыть, особенно при наших обстоятельствах. Мне вдруг становится холодно, и я натягиваю на нас обоих одеяло.
— Да. Оба раза он расторгал помолвку. Теперь он обычно объясняет это как-нибудь вроде: «Все хорошо, что хорошо кончается» или «Раньше свинья полетит».
Думаю, знает ли Роджер что-нибудь обо мне или это просто обычные холостяцкие шуточки.
— Когда? — спрашиваю я.
— Когда свинья полетит? — Декс прижимается ко мне.
— Декс, когда он разорвал помолвку? — Мы оба затрагиваем весьма щекотливую тему; хорошо, что он не видит моих глаз.
— Насчет первого раза не уверен. А во второй раз — прямо перед свадебной церемонией.
— Ты шутишь?
— Нет. Невеста уже оделась, когда он вошел в комнату. Постучал в дверь и выложил ей все прямо в присутствии ее матери, бабушки и прабабушки.
— Она удивилась? — спрашиваю я и понимаю, что это глупый вопрос. Никто не ждет, что ввалится жених и отменит церемонию.
— Скорее всего. Но едва ли ей следовало так уж сильно поражаться. Она наверняка знала, что один раз Роджер уже это проделал.
— У него была другая? — настойчиво спрашиваю я.
— Едва ли. Нет.
— Тогда почему он это сделал?
— Сказал, что не представляет себе, чтобы их союз длился вечно.
— Ого!
— О чем ты думаешь?
Он должен понимать, о чем я думаю.
— Ни о чем.
— Скажи.
— Ни о чем.
— Пожалуйста, скажи.
Такие разговоры бывают на ранних этапах. Когда связь окончательно утвердилась, вопросы становятся излишними.
— Я не верю в эти разрывы перед свадьбой. Как у Джулии Роберте в «Сбежавшей невесте». Сбежавший жених...
— Ты не веришь?
Осторожно подбираю слова:
— Думаю, что это не так уж необходимо... то есть это неправильно. Если один из двоих собирается разорвать помолвку, это можно сделать до наступления дня свадьбы.
Не слишком тактично.
— Да, я согласен, но не кажется ли тебе, что лучше разорвать узы в последний момент, чем сделать ошибку? Разве тебе не кажется, что человек обязан признаться перед другим, перед самим собой, перед институтом брака в целом, даже если он слишком поздно это осознал?
— Я ни в коем случае и не оправдываю таких ошибок.
Просто хочу сказать, что нужно в этом разобраться до свадьбы. Для этого и существует период помолвки. На мой взгляд, если назначен день свадьбы — значит, дело сделано. Смирись и наслаждайся жизнью. Просто жестоко сообщать это невесте, когда она уже надела свадебное платье.