— Да, ведь она этого заслуживает, — саркастически говорю я.
— Конечно, — отвечает мама. — И ты тоже заслуживаешь... твое время еще придет.
— Ага.
— Не потому ли тебе так неприятно? — спрашивает она точь-в-точь с видом человека, насмотревшегося телевизионных шоу, в которых речь идет о конфликте долга и чувств.
— Не потому, — говорю я.
— Тогда почему? Она никому покоя не дает, как заноза в одном месте? Да что это я — конечно, не дает. Это же Дарси! — Еще один добродушный смешок.
— Да-а...
— Что «да», милая? Что ты имеешь в виду?
— Да, она действительно как заноза в заднице, — отвечаю я, дотягиваясь до телевизионного пульта.
— И что она делает? — невозмутимо допрашивает мама.
— То, что и всегда, — говорю я. — Дарси есть Дарси. Этим все сказано.
Мама мягко смотрит на меня:
— Знаю, детка.
Тогда я проговариваюсь, что она недостойна Декстера, что он слишком для нее хорош. Мама смотрит на меня с подозрением. Вот черт. Может быть, она знает? Итон и Хиллари — это одно дело, а мама — совсем другое. В школе я всегда неохотно ей рассказывала, какие мальчики мне нравятся, так что об исповеди и речи быть не может. Не переживу, если разочарую ее. Мне тридцать лет, но я до сих пор пай-девочка. А мама, которая ищет ответы на все вопросы в вышитых крестиком нравоучительных изречениях, никогда не поймет, почему я нарушила законы дружбы.
— Она вертит им как хочет, — говорю я, пытаясь сгладить произведенное впечатление.
— Декстер тебе сказал?
— Нет, я не обсуждала это с Дексом. — В общем, это правда. — Ты ведь сама только что говорила.
— Все равно отнесись к ней с пониманием. Ты никогда не раскаешься в том, что была верной подругой.
Принимаю к сведению это драгоценное наблюдение. Не согласиться с ним — значит попасть в очень неловкое положение. На самом деле, следуя именно ему, я прожила большую часть жизни. Любой ценой подавляя в себе сожаление. Оставаясь хорошей, несмотря ни на что. Примерная ученица. Почтительная дочь. Верная подруга. Меня поражает внезапное осознание того, что мое сожаление касается двух последних пунктов. Раскаиваюсь, что приносила себя и свои интересы в жертву Дарси во имя нашей дружбы и своей репутации. Почему сейчас я должна быть мученицей? Представляю себя одинокой в тридцать пять лет, одинокой в сорок. Или, что еще хуже, в паре с какой-нибудь унылой, скучной пародией на Декса. С дряблым подбородком и явной нехваткой интеллекта. Я вечно вынуждена жить по принципу «Как бы чего не...».
— Да, мам, я знаю. Все для ближнего своего и так далее. Я буду верной подругой для нашей бесценной Дарси.
Мама смотрит на свои колени, поправляет юбку. Я оскорбила ее в лучших чувствах. Говорю себе, что хотя бы еще один вечер буду паинькой. Это самое простое, что я могу сделать. У меня нет братьев и сестер, которые могли бы взять на себя роль примерного ребенка, дав мне возможность выйти из игры. Улыбаюсь и заговариваю о другом:
— Где папа?
— Пошел в магазин за запчастями. Опять.
— За чем на этот раз? — спрашиваю я, склоняя ее к нашей излюбленной теме. Папа обожает ходить в автосалоны и на распродажи.
— Кто знает, кто знает. — Мама качает головой и смеется. Она снова счастлива.
Засыпая, думаю о Дексе. Звонит телефон. Я положила его рядом с кроватью — заряженный, включенный на полную громкость, в надежде, что Декс позвонит. На экране высвечивается его номер. Прижимаю трубку к уху.
— Привет, Декс.
— Привет. Я тебя разбудил?
— Вроде того. Но ничего страшного.
Он не извиняется. Мне это нравится.
— Боже, как я по тебе скучаю, — говорит он, понижая голос. — Когда ты приедешь?
Он знает, когда я вернусь, знает, что его невеста поедет тем же маршрутом. Но я не мешаю ему спрашивать. Этот вопрос только ко мне. Он хочет, чтобы я — а не Дарси — вернулась в один с ним часовой пояс.
— Завтра днем. В четыре.
— Я приду тебя навестить, — говорит он.
— Хорошо.
Молчание.
Спрашиваю, где он сейчас.
— На диване.
Воображаю его в моей квартире, на кушетке, хотя и знаю, что он лежит на своем старом диване, который Дарси собирается заменить, как только они поженятся.
— Ага, — говорю я. Не хочу вешать трубку, но спросонок ничего не могу придумать.
— Как прошла встреча с матерями?
— Тебе не рассказали?
— Рассказали. Дарси звонила.
Рада, что он мне об этом говорит, и гадаю, нарочно это или нет.
— Но я хочу услышать все от тебя.
— Было так здорово увидеться с Аннелизой... И грустно.
— Почему?
— Это всегда так бывает.
Признаюсь ему, что мечтаю, чтобы он был рядом. Такого рода вещи я обычно не говорю, пока Декс не начнет первым. Но темнота и расстояние придают мне смелости.
— Правда? — говорит он точь-в-точь как я. Честное слово, мужчины не так уж от нас отличаются. Сколько бы об этом ни думала, каждый раз это высмотрит как великое открытие.
— Да. Я хочу, чтобы ты был здесь, со мной.
— В твоей постели, когда родители в соседней комнате?
Смеюсь.
— Они поймут.
— Тогда я бы тоже хотел.
— У меня двуспальная кровать, — говорю я. — А остальная часть комнаты нам будет ни к чему.
— В двуспальной кровати с тобой — это неплохо, — говорит он. Голос у него негромкий и сексуальный.
Знаю, что мы думаем об одном и том же. Слышу его дыхание. Ничего не говорю, просто думаю о нем. Хочу, чтобы он тоже обо мне думал. Трубка нагревается, и, как обычно, я вспоминаю об излучении. Но сегодня мне на него плевать.
На следующий день мы с Дарси пополам заказываем такси. Сажусь первой. За секунду до того звоню Дексу. Он в офисе, работает и ждет моего звонка. Говорю, что готова с ним увидеться, и радуюсь, что побрила ноги перед отъездом. Он обещает прийти, как только дождется звонка от нее. «Ты понимаешь, о ком речь», — шепчет он. Видимо, эта вынужденная тактика его смущает. На минуту мне становится неловко оттого, что в мою жизнь проникли эти постыдные, нечистоплотные ухищрения. Но только на минуту. Потом я говорю себе, что мы с Дексом — по другую сторону черты. Хиллари права, нельзя делить все на черное и белое. Иногда цель оправдывает средства.