Пару минут спустя мы уже сидим на заднем сиденье черного такси, чемодан в ногах. Такси, сравнительно с желтыми нью-йоркскими, очень красивое и удобное.
Итон спрашивает, как я себя чувствую, — сначала мне кажется, что он имеет в виду Декса, но потом понимаю, что это самый обыкновенный вопрос насчет перелета.
— Хорошо. Просто счастлива, что добралась.
— Чувствуешь разницу во времени?
— Есть немного.
— Кружка пива все поправит. Только не спать! У нас куча дел.
Смеюсь:
— Что, например?
— Осмотр достопримечательностей. Пьянка. Беседы о прошлом. Очень насыщенный график. Господи, как я рад тебя видеть!
Итон живет в районе Кенсингтона, на первом этаже. Осматриваем спальню, гостиную и кухню. Мебель красивая и современная, на стенах — абстрактная живопись и плакаты с изображением знаменитых джазистов. Жилище холостяка, но без всяких намеков на то, что он водит сюда случайных женщин.
— Может, примешь душ?
Соглашаюсь. Мне действительно надо освежиться. Он вручает мне полотенце и наказывает управиться побыстрее — ему хочется поболтать.
Когда я уже вымылась и переоделась, Итон спрашивает:
— Так как у тебя дела с Дексом? Думаю, они все еще помолвлены?
Я не переставала думать о нем ни на минуту. Все смутно напоминает мне о Дексе. Поворот на Ньюкасл. Мы пили пиво «Ньюкасл» на моем дне рождения. Левостороннее движение. Декс левша. Дождь. У Аланис Морисетт есть песня «Шел дождь, когда ты выходила замуж».
Когда Итон задает вопрос, у меня начинает болеть в груди. Сдавливает горло; стараюсь не заплакать.
— Господи, я так и знал! — Итон наклоняется, берет меня за руку и усаживает на диван.
— Что знал? — спрашиваю я, борясь с подступающими слезами.
— Когда ты прикусываешь губу и говоришь, что все в порядке, то просто храбришься. — Он обнимает меня. — Что случилось?
Признаюсь ему во всем, без утайки, и начинаю реветь. Рассказываю даже про игральные кости, несмотря на обещание, данное самой себе над Атлантикой. Рана совсем свежая.
Когда я умолкаю, Итон говорит:
— Слава Богу, что я отказался от свадебного приглашения. Едва ли я бы перенес это спокойно.
Сморкаюсь, вытираю глаза.
— То же самое сказала Хиллари. Она не собирается идти.
— И тебе не стоит, Рейчел. Объяви бойкот. Тебе будет очень тяжело. Пожалей себя.
— Мне нужно будет пойти.
— Почему?
— А что я ей скажу?
— Скажи, что ложишься на операцию. Тебе удаляют какой-нибудь орган.
— Какой орган?!
— Селезенку, например. Живут же люди без селезенки.
— Почему мне должны удалять селезенку?
— Не знаю. Там камни бывают? Впрочем, какая разница? Придумай что-нибудь. Болезнь. Несчастный случай. Я тоже подумаю, и мы вместе сочиним что-нибудь правдоподобное. В любом случае не ходи.
— Но я должна, — говорю я, вновь вспоминая о правилах.
Минуту мы сидим молча, потом Итон встает, зажигает две лампы, берет с маленького столика в коридоре бумажник.
— Куда?
— В паб. Ты выпьешь и развеселишься. Поверь, это помогает.
— Одиннадцать часов утра! — Я смеюсь.
— У тебя что, есть идея получше? — Он складывает руки на груди. — Ты хочешь на экскурсию? Думаешь, что осмотр Биг Бена поднимет тебе настроение?
— Нет, — говорю я. Биг Бен только напомнит мне, что до самого ужасного дня в моей жизни осталось не так уж много времени.
— Тогда пошли!
Иду за Итоном в паб. Он называется «Британия». Паб именно такой, как я себе и представляла, — старомодный, битком набитый пожилыми мужчинами, которые курят и читают газеты. Стены и пол темно-красного цвета, на стенах — скверные масляные картины с изображением лисиц, оленей и женщин викторианской эпохи. Здесь по- прежнему 1955 год. У одного из мужчин маленькая шапочка и трубка, так что он похож на Черчилля.
— Чего тебе хочется? — спрашивает Итон.
Декса, конечно. Но говорю, что хочу пива. Начинаю думать, что напиться — не такая уж плохая идея.
— «Гиннесс»? «Кроненберг»?
— Все равно. Только не «Ньюкасл».
Итон заказывает два пива, себе — темное. Мы садимся за столик в углу. Рассматриваю деревянную столешницу и спрашиваю, сколько времени ему понадобилось, чтобы забыть Бренди.
— Немного, — говорит он. — Когда узнал правду, то понял, что она совсем не та, о ком я мечтал. Я ничего не потерял. Вот о чем ты подумай. Он тебе не пара. Пусть себе остается с Дарси.
— Почему все только ей? — Вопрос звучит как из уст пятилетней, но так проще сформулировать. Дарси снова победила.
Итон смеется. На щеке у него ямочка.
— Ей — что?
— Во-первых, Декс. — Жалость к себе прямо-таки захлестывает меня, когда я воображаю его с Дарси. Утро в Нью-Йорке. Оба еще спят.
— Так. Что еще?
— Да все! — Я быстро пью пиво. Чувствую, как оно обжигает мой пустой желудок.
— Например?
Как объяснить этому парню, что я имею в виду? Так глупо звучит: она красивее, стройнее, у нее больше тряпок. Но это все мелочи. Она просто счастливее! Всегда получает то, что хочет — что бы это ни было. Я пытаюсь объяснить на конкретном примере:
— У нее классная работа. Она получает кучу денег всего-навсего за то, что устраивает вечеринки и хорошо выглядит.
— Эту дурацкую работу ты зовешь классной? Ой, прошу тебя.
— Лучше, чем у меня.
— Думаешь, это лучше, чем быть адвокатом? Мне так не кажется.
— По крайней мере веселее.
— Ты бы возненавидела такое занятие.
— Не в этом дело. Она любит свою работу. — Знаю, что поступаю неправильно, рассказывая о том, как Дарси везет.
— Тогда найди себе дело, которое ты тоже будешь любить. Хотя не об этом речь. К разговору о работе вернемся потом. Ладно, что еще она получила?