Внезапно рядом возникает Маркус.
Знакомлю его с Дьюи и Холлис. Дьюи жмет ему руку и снова впадает в прежнее состояние: сопит и томится. Холлис живо интересуется, где Маркус живет и кем работает. Очевидно, его место жительства и должность не оправдывают ее надежд, потому что оба извиняются и движутся к более ценным гостям.
Маркус удивленно поднимает бровь.
— Ну и парень этот Дьюи — а?
— Точно.
— У него как будто кол в заднице.
Смеюсь. Он явно горд тем, что рассмешил меня.
— Стало быть, развлекаешься?
— В общем, да. А ты?
Он жмет плечами.
— Ощущение, будто все здесь чересчур серьезны.
— Таков Хэмптонс.
Смотрю на собравшихся. Ничего общего с дружескими пирушками в далекой Индиане. С одной стороны, я рада, что мои горизонты заметно расшились. Но с другой стороны, каждый раз, приходя на подобную вечеринку, чувствую себя неуютно. Я лицемерка — пытаюсь общаться с людьми, считающими Индиану всего лишь местом, над которым пролетает их самолет по пути в Лос-Анджелес. Вижу, как Дарси прогуливается под руку с Дексом. В ней не осталось ровным счетом ничего «индианского»: посмотреть на нее — так она будто выросла в Нью-Йорке. Разумеется, ее дети будут истинными манхэттенцами. Когда у меня будут малыши (если будут) — перееду в пригород. Смотрю на Маркуса и пытаюсь представить, как он втаскивает на панель трехколесный велосипед, смотрит сверху вниз на нашего маленького сына, у которого все личико в разводах фруктового мороженого, и наставляет его ездить только по тротуару.
У мальчика коротенькие, как у Маркуса, брови, которые смотрят вверх и похожи на перевернутую V.
— Идем, — говорит Маркус. — Давай возьмем чего-нибудь выпить.
— Хорошо, — отвечаю я, не спуская глаз с блондинки в таком же, как у меня, платье.
Когда мы продвигаемся к бару возле бассейна, снова думаю об Индиане, рисую себе Аннелизу, Грега и их соседей, расположившихся на свежеподстриженной садовой лужайке. И ничего страшного, если кто-нибудь наденет точно такие же, как у нее, шорты цвета хаки.
С этой вечеринки мы отправляемся на другую, а заканчиваем вечер, как обычно, в «Толкхаусе». Я снова танцую с Маркусом. Около трех часов ночи садимся в машину и едем домой. Хиллари и Клэр сразу отправляются спать, а мы вчетвером остаемся в гостиной. Дарси и Декс сидят на диване обнявшись, мы с Маркусом — просто рядом, не касаясь друг друга.
— Ладно, детишки. Лично мне давно пора в кроватку, — говорит Дарси, поднимаясь. И смотрит на Декстера: — Идешь?
Наши взгляды встречаются, и мы одновременно отводим их.
— Да, — говорит он. — Сейчас приду.
Втроем мы болтаем еще несколько минут, пока не слышим, как Дарси зовет с верхней площадки лестницы:
— Давай, Декс, им хочется побыть наедине!
Маркус ухмыляется. Я пристально рассматриваю родинку у себя на запястье.
Декс кашляет. Взгляд у него очень озабоченный.
— Ну ладно... Спокойной ночи.
— Ладно, старик, до утра, — говорит Маркус.
Я бормочу: «Спокойной ночи», не в силах поднять глаза, пока Декс не выйдет из комнаты.
— Слава Богу, — говорит Маркус. — Наконец-то мы одни.
Мне внезапно становится неловко за Декса; что-то напоминает о том, как Хантер оставил меня наедине с Джоуи в холле, но я отбрасываю это воспоминание и улыбаюсь Маркусу.
Он придвигается ближе и целует меня, на этот раз уже не спрашивая разрешения. Довольно приятный поцелуй — может быть, даже лучше, чем первый. Отчего-то я вспоминаю сцену из фильма, где в небо взмывают ракеты, когда мальчик Бобби Брэди целует девушку (а у той, если не ошибаюсь, была свинка). Когда я впервые смотрела этот фильм, то была примерно того же возраста, что и Бобби, так что вышеупомянутую сцену восприняла на полном серьезе. Помню, как думала, что однажды тоже увижу ракеты. До сих пор иллюминации не было. Но Маркус в отличие от остальных оказался ближе всех к идеалу.
Наши поцелуи становятся все активнее, и тогда я говорю:
— Думаю, что нам пора спать.
— Вместе? — спрашивает он. Могу поклясться, это шутка.
— Очень смешно, — отвечаю я. — Спокойной ночи, Маркус.
Целую его еще раз перед тем, как подняться к себе, по пути миновав запертую дверь Дарси и Декса.
На следующий день на мобильник приходит сообщение. Лэс отправил уже три. Права на отдых этот пуританин не признает. Он говорит, что хочет «провернуть несколько дел завтра, с утра пораньше». Знаю, что он никогда ничего не говорит прямо и не оставляет никаких конкретных указаний. Непонятно, должна ли я встретиться с ним в офисе или позвонить. Теперь он может быть уверен, что праздник для меня сокращается наполовину. Хиллари убеждает меня плюнуть и сделать вид, что я не получала сообщений. Маркус советует осадить его, вернув послание с припиской: «А не пошел бы ты работать в национальный праздник?!» Но, разумеется, я покорно изучаю расписания поездов и автобусов и решаю, что мне нужно выехать после обеда, дабы избежать пробок. В душе знаю, что работа — это единственное оправдание отъезда; а мне уже хватило здешней безумной жизни. Маркус очень мил, но крутить с мужчиной роман, который неизвестно во что выльется, очень утомительно. А еще тяжелее все время сторониться Декса. Я избегаю его, когда он один и когда с Дарси. Избегаю всего, что связано с ним и со случившимся.
— Мне действительно надо ехать, — вздыхаю я, как будто возвращаться в город мне хочется меньше всего на свете.
— Ты не можешь вот так нас бросить! — заявляет Дарси.
— Придется.
Она надувается; я напоминаю, что мы вместе провели в Хэмптонсе почти все отпущенное нам время, и Дарси окончательно расстраивается: я, мол, разрушаю компанию. Повторяю, что вынуждена уехать.